Литва не готова к разборке реакторов Игналинской АЭС

Интервью Владимира Кузнецова, зам. пред. Общественного совета по энергетике и экологии Висагинского самоуправления (Литва), бывший зам нач. реакторных цехов Ленинградской, Игналинской, Чернобыльской АЭС, участник международной конференции по выводу из эксплуатации АЭС , Петергоф, 2-4 октября 2017 года.

«Литва не готова к разборке реакторов Игналинской АЭС» Таково мнение ветерана ИАЭС Владимира Кузнецова, представленное им  в докладе на конференции по проблемам снятия с эксплуатации АЭС, которая состоялась 2-4 октября в Петергофе. По возвращении из Санкт-Петербурга В. Кузнецов дал редакции ntts.lt интервью, в котором он рассказал о тех проблемах демонтажа ИАЭС, которыми он поделился с коллегами на конференции.

Международная конференция «Вывод из эксплуатации АЭС и мировой опыт комплексного решения технологических, экономических и социально-экологических проблем» 2-4 окт. 2017 г. Санкт-Петербург

— Владимир Николаевич, в чем состояла суть вашего доклада?

— Уже, наверное, многим известна проблема утилизации радиоактивного графита, которая неизбежно встанет при демонтаже реактора, когда будет необходимо разобрать его графитовую кладку. В ближайшие годы планируется вывод из эксплуатации трех реакторов РБМК на Украине и 11 – в России. Однако эти страны приняли решения об отложенном демонтаже реакторов РБМК на 70 лет.

За это время, которое определили ученые, появится возможность доступа к графитовым блокам, т.к. распадутся коротко живущие очень активные изотопы, дающие большой гамма-фон. От графита идет бета-излучение, период полураспада 5700 лет. Украина и Россия выбрали отложенный демонтаж, Литва же идет впереди всех.

 — Но ведь наша страна и является первопроходцем в деле снятия с эксплуатации реакторов РБМК?

— Парадокс в том, что Литва не готова вести работы по немедленному демонтажу реактора. Доступ к графитовой кладке невозможен – там будет фон более10 рентген,  человек работать в таких полях не может. Потребуются роботы. Их нужно проектировать, изготавливать, надо будет обучить персонал для работы с ними.

— Где-нибудь в мире такие работы ведутся?

— Например, на Белоярской АЭС создан полномасштабный тренажер, на котором имитируется извлечение графита. Есть различные инструменты, которые захватывают графитовые блоки, а если блок развалился, то для этого также предусмотрены инструменты для извлечения его частей. Работа ведется дистанционно. Если, например, у видеокамеры запылилось стекло, то есть специальный робот, которые протрет окуляр.  В Литве же пока никаких подобных работ не ведется, но, тем не менее, выбран немедленный демонтаж.

Стратегия «коричневой лужайки», определенная в 2002 году, предполагает освобождение зданий от оборудования. В 2014 году принят Окончательный план снятия с эксплуатации (ОПСЭ-2014) – уже после Фукусимы. Согласно этому плану начать демонтаж реактора первого энергоблока должен быть завершен к 2025 году, а второго –к 2030-му.  Но что сделано, чтобы это произошло? Мы ничуть не продвинулись вперед, поэтому можно сказать, что есть только политическая декларация, а технические детали не проработаны. Не создан механизм реализации стратегии, принятой в спешке.

— Известно, что Вы даже писали письмо президенту Д. Грибаускайте со своими предложениями по закрытию ИАЭС.

Я предлагал создать в Литве опытно-демонстрационный центр по демонтажу уран-графитовых реакторов, пригласив для работы в нем специалистов ядерщиков мирового уровня.  Это могло бы быть решением проблемы. Чтобы стать первым (в деле демонтажа реакторов РБМК), нужно быть первым во всем – в науке, в технологиях, в подготовке персонала. В Литве трудно найти необходимые научные кадры, а в мире и наука, и технологии есть. Поэтому и необходим такой центр.

— Вы являетесь сторонником отложенного демонтажа, но ведь есть план снятия с эксплуатации и по нему работают.  

— Этот план (ОПСЭ-2014) — нереальный. Поясню. Под центральным залом находится стальной барабан, диаметром 18,5 м и высотой 3 м. В нем врезано 2488 вертикальных труб и он засыпан специальным уральским щебнем, содержащим минералы, обеспечивающие биологическую защиту персонала. Поэтому по центральному залу спокойно ходил персонал во время работы реактора и ходит сейчас. Как только эту защиту уберут, то открывается доступ к графиту, но человека туда послать нельзя. Прошло 10, ну пусть 15 лет после остановки реактора, но не 70 лет, и уровень излучения очень высок. Так что окончательный план снятия с эксплуатации – не является окончательным.

— Но уже построены и строятся хранилища отработавшего ядерного топлива (проект В1), комплекс по обращению и хранению твердых РАО (В2/3,/4), могильники и другие сооружения. Получается, что от чего-то нужно отказаться?

— Проекты В1, В2/3/4 могут продолжаться. Топливо в сухое хранилище (В1) выгружать нужно. Другое дело, что не следует его оставлять на хранение на 50 лет. Но это – отдельная тема. Хранилища тоже нужны. Взять, например, КМПЦ (контур многократной принудительной циркуляции) – это же километры радиоактивных труб, их тоже нужно где-то хранить. Другие здания можно использовать по иному назначению.

— Что же тогда подлежит демонтажу?

— Все, кроме реактора. До отметки +25 — блок монолитный, а свыше 25-ой, на которой находится пол центрального зала, и до 50-й отметки все можно разобрать. Я предлагаю занести в помещения блока, освобожденные от трубопроводов и другого оборудования, все контейнеры с радиоактивными материалами, засыпать песком и залить жидкой глиной вместе с реактором. И не пылить графитом! Это – технология «Зеленого кургана», с которого можно будет кататься на лыжах!

Беседовала Инна Негода, журналист, Висагинас (Литва), Октябрь 2017